Прикинув на карте, Буденный увидел, что дальнейшее продвижение белых поставит под угрозу правый фланг 9-й красной армии. Поэтому он решил временно сойти со своего направления и спешно двинуться па помощь отходившей пехоте.
Покормив лошадей, конный корпус направился к Калачу. Впереди двигалась 4-я дивизия.
Солнце начинало садиться. Нанося горьковатый запах полыни с юга поддувал теплый ветер. По обе стороны раскинулась почерневшая степь с холмами и балками. В них, издали и не заметишь, можно было упрятать дивизию.
Дундич ехал рядом со своим помощником Северьяновым, только что прибывшим с командных курсов молодым рослым командиром, и рассказывал ему о том, как весной этого года Буденный, командуя тогда еще дивизией, разбил в одном бою крупную конную группу противника в составе семнадцати полков. Это произошло в первых числах мая, когда Буденный, отходя из-под Батайска, переправился через Маныч и остановился на ночлег в хуторе Веселом. Едва успели расположиться, как поступило сообщение, что со стороны хутора Хомутовского, что на Маныче, движутся большие массы белой конницы.
— Тогда Семен Михайлович собрал нас, командиров, — рассказывал Дундич, — и говорит: «Если они, то есть белые, не дураки, то будут наступать на нас в лоб с одновременным обходом нашего левого фланга. Ждать их мы не будем, а выйдем навстречу и разобьем по частям. В колонне не курить и не разговаривать».
По рассказу Дундича, все произошло так, как и предполагал Буденный. Вскоре мимо укрывшейся в балке 4-й дивизии резво пронеслась разведка белых, потом солидно прошел авангард, и, наконец, показались главные силы. Это были части генерала Улагая, обходившие хутор. Всадники ехали, как сонные куры, и, опустив головы, спали в седлах. Тогда и последовала та стремительная атака, после которой белые вынуждены были отказаться от обхода тыла 10-й красной армии. Буденновцы гнали их и рубили почти до самого Маныча. В это время сперва послышалась сильная артиллерийская канонада. Это генерал Шатилло, наступавший в лоб на хутор Веселый, открыл беглый огонь по уже пустому месту. Буденный повернул полки левым плечом и обрушил их с тыла на генерала Шатилло. У белых произошла невероятная паника. Они шарахнулись в степь и в рассветных сумерках наскочили на части 30-й стрелковой дивизии красных, встретившей их пулеметным огнем. Получился полный разгром.
— А почему Шатилло не оказал вам противодействия? — спросил Северьянов, все время внимательно слушавший Дундича.
Дундич быстро взглянул на него, а сам подумал: «Молодой. Зелен еще».
— Пройдет несколько дней, и вы не зададите мне такого вопроса, — сказал он с улыбкой. — Вы еще не знаете, что такое внезапная кавалерийская атака. Это смерч, ураган, сметающий все на пути… Конечно, если атаковать изготовившуюся к бою стойкую пехоту с пулеметами, то от этого смерча, пожалуй, ничего не останется. Но вряд ли найдется сумасброд, способный на это…
Некоторое время они ехали молча. Дундич хмурил лоб, вспоминая погибших товарищей.
Словно читая его мысли, Северьянов спросил:
— Товарищ командир, скажите, пожалуйста, много ли у вас осталось старых бойцов?
— Кого вы имеете в виду? — спросил Дундич, несколько пораженный вопросом.
— Тех, которых, говорят, вы привели из Одессы.
— Четырнадцать человек.
— А сколько их было?
— Сто пятьдесят.
На круглом лице Северьянова появилось удивленное выражение.
— Неужели такие потери? — спросил он, словно не веря.
— А что вы хотите? Второй год мы находимся в почти беспрерывных боях. Кто убит, кто ранен, — сказал Дундич, оглядываясь на Хабзу, громко спорившего о чем-то с Харламовым.
Издали донесся колеблющий воздух басистый грохот. Колонна тронулась рысью. Послышались чавкающие звуки месивших грязь конских копыт. Ехавший стороной курносый парнишка, недавно поступивший учеником в трубачи, неумело заболтался, запрыгал в седле.
— Эй, пацан, спину коню набьешь! — крикнул Харламов. — Сидишь, как кот на заборе!
Трубачонок, видимо не понимая, что ему говорили, повернулся к рядам.
— Што твоя сидим на забора?! — закричал Хабза. — Спина мало-мало ломал!
Впереди послышались частые звуки пушечных выстрелов, и Дундич увидел, как голова колонны, свертывая с дороги, скрывалась в балке. Он успел также заметить, что ехавший впереди Буденный поднялся на пригорок и стал смотреть в бинокль.
Буденному было хорошо видно, как по омытой дождями бурой равнине темными пятнами передвигались войска. Там, где золотилось, отражая последние лучи, колено извилистой речки, скакали галопом батарейные запряжки, казавшиеся отсюда совсем крошечными. Правее и верстах в двух впереди от того места, на котором остановился Буденный, по узкой балке скрытно двигалась конница. Это была шедшая в авангарде первая бригада 4-й дивизии. Еще дальше виднелись черные цепи отходившей пехоты.
«Молодцы!» — думал Буденный, видя, как пехотинцы спокойно, без суеты ложились, отстреливались, вновь поднимались и отходили поротно.
— Ну, как там, Семен Михайлович? — спросил позади подъехавший Городовиков.
Буденный, не отвечая, следил за боем. Его внимание привлекла появившаяся влево у реки большая колонна конницы. Это были белогвардейцы. Они шли рысью, свертывая в степь. Этого момента и ждал Буденный. Теперь он ясно видел, что противник хочет нанести главный удар во фланг пехоты. Городовиков, получивший приказ атаковать конницу противника, помчался к дивизии.
Вскоре полки, развертываясь в лаву, скрытно вышли на равнину. Белые заметили их слишком поздно. Ничто не могло остановить внезапной атаки. Вихревым веером выскочили в сторону тачанки. Выкатились вперед броневики автоотряда. Под бодрый перестук пулеметов буденновцы с ходу врубились в колонну белогвардейцев и на их плечах ворвались в Калач. Но тут стоявший в резерве офицерский полк открыл залповый огонь по атакующим. Завязался уличный бой.
Дундич в пылу схватки оторвался от своих. Он скакал в глубину улицы, где рубились какие-то всадники. Мимо него промчались туда же Харламов и Митька Лопатин. Подскакав ближе, Дундич увидел мелькнувшее перед ним знакомое лицо белого офицера с черной наглазной повязкой. Он послал своего коня на Красавина, но тот при виде Дундича направил лошадь через плетень и погнал ее огородами. Дундич не отставал от него. Занося шашку и клонясь на стремя, он с поразительной ясностью видел крупную родинку на щеке сотника и уже примеривался к удару.
— Сдавайся! — крикнул Дундич.
Красавин оглянулся. В эту минуту позади грянул выстрел, и Дундич вместе с лошадью рухнул на землю. Мимо него пронеслись белогвардейцы с желтыми наискось лентами на черных кубанках. Дундич вскочил. Белые повертывали лошадей и подъезжали к нему. Первого он тут же свалил выстрелом из револьвера. Другой, горбоносый, взмахнув шашкой, бросился на него, но, получив пулю в грудь, вывалился из седла. Остальные — их было пять-шесть человек — спешились и спрятались за копной. Дундич прилег за убитую лошадь.
— Сдавайтесь, князь Шурихан! — насмешливо крикнул ему сотник Красавин.
— Сейчас! — хрипло сказал Дундич. — Сейчас… — он осмотрел револьвер. В барабане оставалось два патрона. Больше у него не было. Он мог сделать один выстрел. Последний патрон он оставлял для себя. Белые притихли. Дундич приподнялся, и тут же выстрел сбил шапку с его головы. Из рассеченного лба брызнула кровь. Он зажал рукой рану и вдруг услышал громкие, полные ярости крики. С поля бежали какие-то пестро одетые люди. Плечистый парень без шапки, тяжело дыша, набежал на него и замахнулся дубиной.
— Белый, гад?! — спросил он, готовясь обрушить страшный удар.
— Красный! — спокойно отвечал Дундич. — Вон они, белые, — он показал в сторону копны. Из-за нее появлялись по одному всадники в бурках. Пригнувшись в седлах, они мчались в степь.
— Тишка! Ты чего там? — крикнул плечистому парню старик с вилами.
— Тут, дядя Яков, товарищ пораненный, — отвечал парень. Он поднял кубанку Дундича с красной звездой и вертел ее в руках. Видимо, ему очень хотелось напялить ее на себя.
Старик подошел и посмотрел на Дундича с невольным почтением.
— Здравствуйте, — сказал он, перекладывая вилы в левую руку и снимая меховой малахай.
— Кто вы, добрые люди? — спросил Дундич.
— Мы-то? — старик усмехнулся. — А хрестьяне тутошние. Мужики… Вот теперича, значит, товарищам помогаем, красным армейцам. Я, значит, за командира.
— Что, видно, белые здорово вам насолили? — спросил Дундич.
— Они тут покомандовали… Всех наших баб, девчат перепортили. Зерно коням стравили. Всех курей порезали. Все как есть перетрясли… А, да что толковать! Белый, он белый и есть… Ты что, товарищ? Гляди, как кровь бежит! Тебе бы пособие оказать?
